Рыжая
Воспоминания
Герой этой песни в конце, скорее всего, не выживет. Но в контексте общей художественной задачи это не имеет особого значения. Куда страшнее, что чувство, давшее жизнь сюжету, всё ещё живет в реальных людях. И самое ужасное в этой истории, что мне кажется, что я уже всё знаю. Я знаю, как всё закончится. С одной стороны, это напрочь лишает чувства страха, с другой стороны, невыносимо жутко чувствовать, что тебя больше ничего не удивляет, и что тебе, в общем-то, больше ничего не нужно. (с)
Бреду и бреду сквозь тяжелый сладковатый туман, прижимая к себе привычным жестом медведя. Его зовут Джинсовая пяточка, он неизменно рядом, я обнимаю его столько, сколько помню себя. Марево сменяется тяжелым воздухом, и я слегка ступаю на траву. Зеленые стебли сменяются шершавым асфальтом и вот, кто-то, уже ведет меня сквозь густой преддождевой воздух. Тяжелая рука лежит на плече и увлекает за собой вперед, к запаху грибов, древесной трухи и пыли. Среди сероватого воздуха, обесцвечивающего всё вокруг, я открываю глаза.
Передо мной стоит мужчина, он выглядит, как очень добрый тюфяк, у него отвратительно подведены глаза.
- Ттттрофффим Евггеньевич, оченннь прияттттнно, - он протягивает широкую теплую руку, а я выскребаю откуда-то издалека своё настоящие имя:
- Катя.
Имя, хоть и моё звучит слишком чужеродно, и пока житель деревни уходит за чаем, я всё думаю и думаю, почему с этим именем так сложно. И почему так просто быть Рыжей, ну или на крайний случай – Сатаной.
К мигу, когда Трофим возвращается с чайником, я уже успеваю убрать весь дом и создать угол, который можно назвать сколько-то уютным.
За чаем он рассказывает мне про изорников из нор, от которых он защищает границы, про местных жителей, которых лучше опасаться, и интересуется всегда ли я рисую. Я не заметила, как вытащила из рюкзака совсем пустой, новый блокнот и начала рисовать всё, что находится вокруг. Там уже был изорник, комната, Трофим, листочек с шишечкой и прочие мелочи, ведь так легко шуршать по бумаге ручкой, оставляя прямые хитрые следы.
Трофим говорит, что нам надо идти в деревню и забрать тех, кого ему обещали привезти вместе со мной. Кто бы это не был, они находятся у репортера, и мы пересекаем поляну с прогалинами черной земли. В домике нас ждут друзья и Рыжий с Зеброй. Брат насмешливо приветствует меня, и я одновременно радуюсь, что он пойдет со мной, и одновременно боюсь. Единственное, что мне искренне хочется сделать – сбежать отсюда любым самым корявым или странным способом, но больше никогда не слышать шуршание насекомых и не ощущать на себе липкий воздух.
Меня будто привезли в деревню к противной бабушке и даже любимые друзья, находящиеся рядом не скрашивают времени. Вот только нет здесь хоть какой-то бабушки, только незнакомцы и знакомцы, да и мутный запах лета, пробивающийся сквозь дождь.
Мы, уже вчетвером приходим в домик, и Трофим предлагает приготовить обед, хотя бы из того, что есть. В холодильнике лежит только пакет замороженного до состояния сосульки мяса и дедок резко показывает свое состояние людоеда. Это не удивило сильно, да и напугало ненадолго, когда он схватил меня за волосы. Трофим закидывает на стол Зебру и говорит, что мы начнем с него. Приходит он в себя через несколько минут и тут же начинает безумно просить прощения. Мы вместе выкидываем мясо, а я выдраиваю холодильник, насколько возможно. Единственное, что он может объяснить – это мир делает его таким.
Мы чистим дом, я всё по-своему тряпкой, Рыжий сигаретным дымом, а Зебра чертит защитные знаки, развешивает амулеты и ловец снов. Мне сразу становится спокойнее, уже не так сильно хочется думать о заклопованных матрасах и отсутствии обеда, хотя еда и не помешала бы нам. Еда была принесена Трофимом относительно скоро, и была бы отличной, будь горячей. Зато у нас остался в заначке кусок колбасы и огрызки хлеба.
Скоро к нам заглядывают колдуны, точнее колдуньи и её сестры. Под масками прячутся Химера и Солнце, они сразу стремятся узнать, как у нас дела. Всё нормально, всего лишь один раз пытались сожрать, так что мы уже готовы.
Приход подруг успокаивает меня, и когда Трофим говорит, что мы можем поспать, я без лишних вопросов забиваюсь под ловец снов, в общую кучку с братьями на двух кроватях. Тепло напоминает о стае брата, уют о девичьей, шуршащий перьями ловец о оставленных где-то далеко позади жизнях.
Я долго сплю, почти всегда нахожусь в дурмане и после очередного засыпания за столом меня кладут спать окончательно.
Замерзнув пока сплю до желания забраться под все одеяла в этом доме, я просыпаюсь от визгов какой-то девушки. Она влетает в комнату, спотыкается об мои ноги и уходит. Зеленокожая девица кружится, визжит вокруг Зебры и Рыжего, бьет посуду, крушит всё на своем пути и вопит, про дом детей, которых съедят. Я всё так же лежу на кровати, когда в комнату заходит какой-то мужчина и интересуется поставкой мяса по телефону, он явно ищет кого-то, а я следую мысли заложенной где-то на подкорке.
Не можешь спрятаться - замри.
Я замираю в одном положении на кровати и стараюсь даже не дышать, думая только о том, как этот человек меня найдет. Он проходит пару раз комнату и выходя захлопывает дверь. Она только иногда стучала в дверь и визжала с наружи. И вот, дверь вновь открыта, ребята сидят снаружи, чуть ближе друг к другу, около окна, и говорят не подходить к ним. Пока Трофим не выкинет мяч и не выгонит бабу я лежу на кровати и смотрю на братьев.
Мы делаем хоть какую-то уборку и сметаем осколки веником из еловых лап под стол. Они сверкают там и напоминают мне росу. Мне так хочется пройтись по первой утренней росе, по полю, едва касаясь кончиками пальцев стеблей трав.
Когда Трофим оставляет нас, на свет вылезает новый Зебра. Точнее, он представляется Скальпелем и тоже не пугает, как Трофим. Мы с Рыжим спокойно общаемся с ним, как и с Трофимом, для нас в этом нет ничего удивительного. А вот владелец домика искренне удивляется количеству наших имен. Оказывается, у нас на каждого их по три, даже не знаю, насколько ему комфортно рядом со Смертью, Сатаной и Скальпелем, я бы на его месте ушла, каким бы кошмаром не была.
Следующий приход зелено-мертвецкой бабы, которая оказалась одной из тех, кого съел Трофим, был подбавлен необъятными лужами крови, которые она, казалось, принесла с собой. Мавка размазывает их по всему домику и мне, хочется снять теперь противную липкую куртку, но нельзя. Вокруг промозглый холод, забирается всюду и глушит те остаточки тепла, которые мне удается нести с собой. Зеленокожая кричит и визжит: «Трофимка людоед!» Добрый дедушка почти сразу перестает сопротивляться и вновь пытается нас съесть. В третий раз это уже не пугает.
Наводят страх только осколки и кровь, которая тонким слоем начинает застилать пространство вокруг. Когда в доме наступает тишина, Зебра и Рыжий начинают наводить порядок, устилают пол листьями папоротника, и я начинаю бороться с желанием свернуться на нем и представлять, что я в лесу.
Трофим говорит, что нам пора идти и мы плетемся, сквозь вечернюю росу, к огромному столу, за которым собрались почти все. Я забиваюсь в угол, потому что отвыкла от толпы и одновременно хочу обнять всех, кого вижу рядом. Ко мне тут же пролезает Солнце, кажется, что она раздвигает деревья на пути ко мне. Сестренка утыкается мне носом в щеку и мне сразу же становится хорошо и уютно, я там, где должна быть.
Голова меда жужжит про то, что мы должны все вступить в медовую прель. Все мы должны остаться здесь, ведь им так нужны новые лица. Я не хочу отдавать свое лицо, как бы я его не любила, я не хочу оставаться здесь, а хочу к своей чайке. Но человек из меда, говорит, что выхода у нас нет и даже самолеты не долетают. Через минут пять мы действительно увидим горящего человека, которому суждено быть переплавленным. Он горит красным пламенем в темноте, как и его переплавщик – Свечной человек.
Ночью в домике я собираю себя, достаю гирлянды и зажигаю их. Мы с Зеброй решаем не разматывать их, на случай срочного побега, поэтому она лежит на подоконнике светящимся диском. Если его поставить, то получится осколок солнца. Хижина по чуть-чуть становится теплее, она пахнет лимонной травой, лавандой и дикими травами, источает для нас теплый свет, чертит тени оберегов на стенах.
Вместе с туманным рассветом к нам приходит Иисус, который ищет Арсения. Я помню этого священника, но не хочу думать, что кто-то из нас стал им. Сын девушки из Назарета уводит Зебру и поливает его какой-то гадостью из ведра. Называет он это мочой ангелов и пока Зебру водят где-то, мы собираем с Рыжим для Зебры новую сухую одежду. Его возвращают нескоро, и мы очень долго сидим, вспоминая, как нам было хорошо. Когда Зебру приводят, мы уже только молчим и курим, он тут же с истерическим смехом переодевается в сухое.
Мы краем глаза смотрим на ранее утро и решаем уйти спать, потому что не можем больше делать что-то. Трофим так и не смог добудиться нас, я только сказала сквозь сон, что никуда не встану.
Утро встречает нас теплыми лучами, амулет Зебры помог и прогнал дождь. Мы голодные и выедаем остатки колбасы, с такой же жадностью съедаем печенье, которое приносит Трофим, чай вновь едва-едва теплый, об него даже невозможно погреть руки.
Утром мы прибираем всё, что было сломано за ночь, так будто день может спасти этот мир. Выметены осколки, пауки, отмыты стены, Рыжий и Зебра ставят на стол букет из чертополоха и папоротника.
Трофим говорит, что наших друзей, Слепого и Волка ведут в Зыбучий дом, для съедения бездонным ртом. Мы знаем, что это не та судьба, которую мы хотели бы для своих друзей и придумываем план. Рыжий запрещает мне лезть самой в этот дом, даже если я действительно хочу достать Слепого и сдаюсь. Отправим других вперед в масках.
В радиорубке странно и светло, я смотрю, как Зебра ложится на землю и начинает изображать отравление фагией. Радио долго барахлит, но в итоге включается, и я объявляю, что Трофим продает эту дурацкую ягоду. Комик выходит из своего домика, а я бегу наперерез через кусты и чуть ли не выпинываю Сфинкса и Гнома из домика, чтобы они бежали спасать друзей. Волк и Слепой долго не понимают, почему их вытаскивают из домика, я перехватываю эстафету и тащу их в хижину Трофима. Они плетутся со скоростью близко к улиточной, на мой взгляд, если тебя пытались только что скормить рту, то бежать надо так, чтобы пятки сверкали.
По пути до домика нас ловит какая-то женщина, у неё длинющие розовые ресницы, она говорит, что мы незаконно забрали детей. Что ж, если будет надо ещё раз так же незаконно заберем их и раз десять. Отправляю неразлучников в окно, вместе с кофе, закономерно при первом чихе к ним приходит Сфинкс и соблюдают конспирацию они никак.
Всех вместе нас собирают колдуны, у них странные правила в доме и крайне вкусный обед. Мне до конца не понятно, как стоит прятаться от глазоротых, да и объяснения их не становятся понятными. Приятнее всего прятаться вместе с Мертвецом под одеялом, там можно спать и не вылезать.
Химера и Солнце переодеваются и ходят в потрясающе красивых платьях, подаренных им дедушкой. Он же выдает нам ножи, и мы защекочиваем Кролика насмерть нашими ненастоящими игрушечными ножами. Всех со взрослыми ножами закрывают в одном домике и пытаются напоить какой-то розовой водой. Она отупляет и Солнце спрашивает у меня, как мозг может стать сахарной ватой настолько, что ты не хочешь заботиться о людях вокруг. К моему разочарованию, я не могу придумать ответ на этот вопрос. Как-то они это видят, иногда мне кажется, что все в этом мире. Они просто не могут заботиться и все.
Дедушка кормит свинью мясом поросенка, якобы она совершила ошибку с их точки зрения. Мне плевать на их точку зрения, просто покажите куда дальше идти.
Уходя дальше, нам надо пройти сквозь омут. Из темноты меня дергает рука, которая кунает меня под воду, и я плыву. Не плыву, как плыла бы в моем понимании, гребя руками и ногами, меня несет. Меня закидывает из сумеречного света в зеленоватую тьму, и я стою по колено в болотной воде. Что-то в действиях Белочки явно движется не так, это не наш мир. Я вылезаю из болота и меня ставят в длинную линию людей, ожидающих чего-то. Слева Курильщик, который обнимает меня, и я греюсь об него. За мной появляется кто-то шуршащий одеждой и ищущий тепла. Протягиваю руку и нахожу замершего до состояния ледышки Табаки. Пропихиваю его в сторону Курильщика, и мы втроем создаем подобие клубка. Наш клубок нарушает кружка Рыжего с чем-то горячим и обжигающим.
Спасением после бесконечного холода становится горячий ужин, Рыжий восхищается его вкуснотой, а я организую свет вокруг себя. Гирлянды, свечи Зебры их коробочки, немного тепла и горячего чая всем. Сквозь туман же я слышу ругань Химеры, которую разбудили в очередной раз.
Посреди ночи нас толпой ведут в улей и рассказывают, как нам хорошо будет туда вступить. Это действие мне видится, как не лучший и не худший вариант того, что с нами могут сделать. Но мне плевать, не хочется смотреть на события, то как они повторяются, просто уйти.
Мы уходим, бегаем от изорников по крапиве и забиваемся в новый дом, где мы отвоевали крохотную комнатушку под девичью. Там тепло и слишком уютно, даже не смотря на пол, и то, что мы втроем в одной кровати. Солнце забирается ко мне в руки, и я прячу её от первых утренних лучей. Утром мы все замечаем, насколько мы отдохнувшие. «Это потому что мы в девичьей спали» - мурчу я, лениво отпивая кофе из кружки. Химера смотрит, слегка улыбается и соглашается. У меня всегда с собой крошечный кусочек леса из бассейна, он горит звонко и упорно, как последний лучик верного света здесь.
Завтрак после солнечного утра есть не хочется, и я через палку заталкиваю в себя недоваренный рис, незаваренный чай. А после мы отправляемся готовить место для приема гостей, мыть посуду и расставлять её. Македонский и Лорд моют, Гупи расставляет тарелки и чашки, бегая туда-сюда, а я жду кого из ребят подменить. Менять некого и на нас начинает литься немного теплый летний дождь. Идет он плотной стеной, поэтому я становлюсь гордым держателем зонта.
Гостей надо кормить в два приема, и мы с Солнцем почти сразу начинаем жульничать, просто слегка перекладывая еду и подсосывая чуть-чуть разные тарелки. Закономерно твари начинают орать, что хотят другой еды и мы пытаемся кормить их. Кормим недолго, кто-то отравил еду волчьей ягодой.
Вместе с дикими воплями тварей мы сбегаем дружною толпою и останавливаемся на лестнице, не зная можно ли. Можно. Я бегу вниз, прячась в ближайшую темноту и комнату. Закидываю рюкзак за диван, и он летит в меня назад. Крыса шипит оттуда, чтобы я лезла быстро и пряталась. Не знаю, какого было ей, но мне было удивительно впервые оказаться настолько рядом с ней, спрессованной в одном узеньком замкнутом пространстве.
Гости уходят и мы сначала выносим посуду и выдраиваем с Македонским пол настолько, насколько можем. Нам помогают Лэри и даже Стервятник, не смотря на ногу шуршит тряпкой. Напоминание о бредовом сне живет со мной уже постоянно.
В этом мире случается так, что время людей приходит к концу. И пчелиный улей говорит, что мы должны выбрать между Белочкой и Трофимом. Рядом со мной стоит Скальпель и говорит, что Сфинкс точно спасет девушку. Так он и поступает, мы с Рыжим упорно считаем, что спасать надо было Трофима. Так хотя бы от изорников были бы защищены. Сфинкс ест за Белочку фагею, а людоеда сжирает бездонный рот. Трофим корчит и орет, но больше меня пугает, что потом это существо подходит ко мне и Стервятнику.
Плюю на все предрассудки и страхи, плюю на себя и решаю, что нам с Солнцем надо сделать главное, раздать тепло окружающим.
Матер из нас двоих я, поэтому я быстро на коленке запоминаю схему. Да, иногда я ошибаюсь в нем, но получается красиво и точно для Македонского. Я плету в любой ситуации, когда могу урвать хотя бы минуту, чтобы распутать нити и сплести один простенький узелок. Кусочек к кусочку, движение к движению, под дождем, под шутки комика, когда я отказалась делать хотя бы шаг в его сторону, потому что Солнце уже и так спасала толпа людей. Каждый узелок сплелся в амулет для Македонского и я отдаю его ему. Он удивляется зачем, а я уверена, что теперь он сможет покинуть то место.
Когда мы делаем амулеты с Солнцем, она смеется, что я так аккуратно и точно достаю их кусочки из шкатулки, что можно даже не гадать чей следующий. Это точно известно.
Эта тонкая магия выматывает, поэтому я сажусь в ноги Рыжего и сижу, положив голову на колени. Здесь тепло и спокойно.
Жалко, что так тепло и спокойно, не может быть долго, меня забирают прям из дома.
Слепой смотрит, когда меня уводят в Зыбучий дом, так будто это последний путь.
Мы сидим со Стервятником сначала в одном доме, потом в другом. Кто-то просовывает пачку сигарет в захлопывающуюся дверь. Нас развлекает мим, который показывает мою историю про Лося и Черепаху, Стервятник смеется почти до слез. Так и должно же ведь быть? Всем должно быть легче перед уходом.
Оно заходит в комнату и стремится к нам, последним спасением видится кровавая ванна. Стервятник упорно прикрывает меня, но ведь это не поможет.
Один шаг, брызги воды и костяные руки обнимают нас.
Существо на удивление теплое и дарит замутнено-темный покой.
Эпилог
Я вижу крошечного зеленоватого светлячка. Это первый проблеск света за долгое время. Он выведет меня туда, где я бывала много раз.
Тяжелое крыло птицы служит мне одеялом, но, когда я просыпаюсь её нет рядом. Я знаю это место, я жила здесь, любила, дышала. Мне ведом каждый запах и листок, каждый сумеречный луч света, каждый зеленоватый осколок. Иду вперед сквозь густую топь, по мягкому ковру из мха и листьев, до поляны. Здесь когда-то было костровище, окруженное чем-то деревянным, всё в трухе. Все сгнило.
Здесь, в центре круга, я остаюсь и жду. Ночью вокруг собираются светлячки, крошечные огонечки, которые прилипают ко мне. Некоторые и днем остаются со мной, просто чуть-чуть затихают.
Я жду кого-то и скоро они приходят. На мягких лапах, шурша крыльями в полете или же просто ступая к поляне.
Просить их выходить не стоит, поэтому я встаю и движусь вперед. Это направление – условность, туда ведет тепло. Светясь ночами, продираясь сквозь шипы и ветви, я иду к нему. К крошечной точки света, которая ждет.
Очередная ночь, и я засыпаю под мягким ковром листьев. Мозаика сплетается в колючую шерсть пледа, мох становится истертой простыней и я притягиваю к себе пыльную мягкую игрушку.